Личный опыт: почему потребовалось так много времени, чтобы мне диагностировали расстройство пищевого поведения?

Я живу с расстройством пищевого поведения уже шесть лет, но выздоравливаю всего лишь чуть меньше двух лет. В чем причина такого несоответствия? Почему мне потребовалось так много времени, чтобы получить диагноз?

Я выросла в борьбе за образ собственного тела, но мне нравилась еда и я никогда бы не подумала, что, в конечном итоге, буду бороться с расстройством пищевого поведения. С самого раннего возраста я стремилась вырваться из своего тела — следствие инвалидирующих сообщений из окружающего социума. Но я никогда не проявляла других признаков потенциального расстройства пищевого поведения, поэтому диагноз РПП никогда не был на в поле моего зрения — или чьем-либо еще.

Мое расстройство пищевого поведения развилось, когда я училась в колледже, и изо всех сил пыталась найти способ мотивировать себя на получение лучших оценок. Я сильно разозлилась на себя, когда поняла, что терплю неудачу, даже если реальность доказывала обратное, и позволяла своим чувствам влиять на порции еды. Кроме того, я была чрезвычайно занята внеклассными мероприятиями и обязанностями лидера, поэтому питание быстро отошло на второй план. И все же никто — включая меня саму — не заметил, что у меня проявляются признаки расстройств пищевого поведения. Консультации психолога в моем колледже были скудными, и я, вроде бы, регулярно ела и наслаждалась едой.

Я ела только тогда, когда знала, что на кухне никого нет, — но ела. Я прятала не скоропортящиеся продукты в своей комнате, где их никто не мог увидеть, но я не боялась калорий. И в тот момент моя тревога и депрессия были настолько всепроникающими, что окружающие сфокусировались на них, и не было никаких причин искать, что еще не так. Никому не пришло в голову искать признаки расстройства пищевого поведения.

Примерно через полтора года после окончания колледжа я прочитала пост одной женщины о выздоровлении от РПП и поняла, что использовала многие из тех же моделей поведения. Осознание этого потрясло меня, потому что до этого момента я никогда не считала свое пищевое поведение «беспорядочным». Мои отношения с едой, безусловно, были необычными, но это не тревожило меня до того дня, когда я поняла, что на протяжении многих лет я сильно отставала от «нормального» графика приема пищи. С того дня я признала свое «расстройство питания», но никогда не верила, что у меня есть полноценное расстройство пищевого поведения. И врачи тоже обходили этот вопрос стороной, никогда не спрашивая о моих привычках в еде и не обращали внимание на мой низкий вес.

И только после случайной встречи с новым психиатром мне официально поставили диагноз «нервная анорексия». К тому времени я потратила четыре года, позволяя всем — включая меня — игнорировать мои симптомы расстройства пищевого поведения, и я не поверила своему диагнозу. Когда психиатр открыл DSM-5 (диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам — прим перев.), чтобы объяснить критерии нервной анорексии, я боролась со всеми его профессиональными интерпретациями: я не была истощена; я была от природы худощава; я взвешивалась, но меня не волновали цифры; я ела фаст-фуд, так как я могла бояться калорий? Я полностью отрицала, в какой степени расстройство пищевого поведения захватило мою жизнь.

Лишь несколько месяцев спустя, когда я впервые начала лечение от РПП, я поняла, что у меня действительно анорексия — и это было серьезно. Подтверждение моих симптомов было одновременно утешительным и пугающим, потому что оно подтвердило то, что происходило со мной годами, но также доказало, сколько работы мне еще нужно было сделать, чтобы выздороветь.

Сейчас, спустя почти два года восстановления, мне удалось полностью избавиться от некоторых нездоровых привычек, но я все еще цепляюсь за другие. Моя тянущаяся борьба с анорексией заставляет меня задуматься над неизбежным вопросом: выздоровела бы я к настоящему моменту, если бы мне поставили диагноз «анорексия» сразу, как только появились симптомы болезни?

К сожалению, я не единственная, кто задает этот вопрос. По данным Национальной ассоциации нервной анорексии и связанных с ней расстройств (ANAD), менее 6% людей с расстройствами пищевого поведения имеют недостаточный вес с медицинской точки зрения, хотя клиницисты обычно полагаются на низкий индекс массы тела для диагностики РПП. Естественно, эти опасные убеждения также подвергают риску мужчин — от 10 до 15% тех, у кого диагностирована анорексия или булимия, являются мужчинами, но мужчинам реже ставится подобный диагноз, чем женщинам. И, учитывая тот факт, что расстройства пищевого поведения несут в себе самый высокий уровень смертности среди психических заболеваний, а 26% людей с РПП пытаются покончить с собой, специалисты должны перестать полагаться на устаревшие стереотипы о расстройствах пищевого поведения, чтобы они могли предоставить пациентам доступ к ранней диагностике и лечению.

Если вы провели годы с не диагностированным РПП и были вынуждены доказывать свои симптомы, чтобы считаться «достаточно больным» для лечения или постоянно сталкиваться с предрассудками, потому что вы не соответствуете стереотипу о том, как человек с расстройством пищевого поведения “должен” выглядеть, вы не одиноки. Независимо от того, сколько времени потребовалось для диагностики вашего РПП, ваши страдания всегда были обоснованы, и вы заслуживаете того, чтобы ваши симптомы воспринимались серьезно. Кроме того, вы должны помнить, что каждый шаг вашего выздоровления достоин празднования.

Текст переведен с английского. Источник: https://themighty.com/2021/02/eating-disorder-diagnosis-anorexia-waited-years/